Виртуальная презентация "Разве мы что-нибудь понимаем в цивилизации, которую сами создали?"

"…каждый из нас рождается миллиардером! У каждого нормального человека в мозгу примерно пятнадцать миллиардов клеток, только не каждому удается как следует использовать это несметное богатство!"

А. Громова

  Жанр классической научной фантастики парадоксально сочетает в себе устремленность в будущее, готовность опробовать самые непривычные идеи — и глубочайшую патриархальность. Мир "золотого века" научной фантастики — что зарубежной, что советской — был по преимуществу мужским несмотря на декларируемое равенство полов.

  Однако время от времени яркие фигуры женщин-фантастов все же появлялись на этом фоне. В первую очередь, конечно, вспоминается успех Урсулы Ле Гуин. Но ее признанию способствовало несколько удачно сложившихся факторов: она прожила долго, писательницей была плодовитой, значительная часть ее творчества — жанр "фэнтези", более открытый для женщин. Всех этих козырей была лишена ее старшая современница из СССР, дебютировавшая почти одновременно с ней, — Ариадна Громова.

  В настоящее время имя Ариадны Громовой помнят только в специфических кругах поклонников фантастики. Практически все ее творчество (за исключением нескольких произведений, написанных в соавторстве и реалистического романа "Линия фронта — на востоке") умещается в узкий промежуток с 1962-го по 1968 годы, после чего она прекращает писать фантастику и выступает лишь в качестве литературного критика.

  В отличие от многих фантастов-современников, Громова в своих произведениях не делала скидку на жанр и даже не пыталась упаковывать серьезные размышления в занимательно-приключенческую оболочку. Пожалуй, в XXI веке, когда филологи защищают диссертации по Брэдбери, а у писателей размывание границ между фантастикой и "мейнстримной" литературой стало хорошим тоном, самое время их перечитать.

  И обнаружить, сколько же в них поразительно актуальных вопросов — от гражданской ответственности за общественные процессы, порождающие тоталитаризм, до проблемы личных границ в отношениях. Апокалипсис возвращается снова и снова и всякий раз переживается заново — подобно непрерывному творению в представлениях ренессансных гуманистов, — и средоточием его все так же оказывается человек. От которого литературе, по большому счету, все так же никуда не деться.